В кухне был всего один более или менее исправный нож. От
долгого употребления лезвие его стало узким и тонким. Этот нож имел
необычайно зловещий вид, и первое время я всегда с содроганием брал его в
руки. Кок взял у Иогансена оселок и принялся с подчеркнутым рвением точить
этот нож, многозначительно поглядывая на меня. Он точил его весь день. Чуть
у него выдавалась свободная минутка, он хватал нож и принимался точить его.
Лезвие ножа приобрело остроту бритвы. Он пробовал его на пальце и ногтем. Он
сбривал волоски у себя с руки, прищурив глаз, глядел вдоль лезвия и снова и
снова делал вид, что находит в нем какой-то изъян. И опять доставал оселок и
точил, точил, точил... В конце концов меня начал разбирать смех -- все это
было слишком нелепо.
Но дело могло принять серьезный оборот. Кок и в самом деле готов был
пустить этот нож в ход. Я понимал, что он, подобно мне, способен совершить
отчаянный поступок, именно в силу своей трусости и вместе с тем вопреки ей.
"Магридж точит нож на Хэмпа", -- переговаривались между собой матросы